На путь к ее разрешению выводит нас Стефан Братковский (Stefan Bratkowski) в изданной несколько лет назад книге «Атлантида так близко», к которой стоит обратиться именно сейчас — в момент сражений за форму «русского мира», за размер сферы влияния Москвы. Еще пару лет назад эти территории называли в России «ближним зарубежьем», чтобы не пугать соседей термином, чьи корни уходят в XV и XVI века, когда цари Иван III Суровый (как его принято называть в Польше, — прим.пер.) и Иван IV Грозный «собирали русские земли», насильственным путем ликвидируя независимость регионов и княжеств. Сейчас Москва перестала заботиться о внешнем эффекте, так что председатель верхней палаты российского парламента Сергей Миронов (так в тексте, прим. пер.) смог прямо сослаться на ту эпоху, говоря, что аннексия Крыма — это начало нового «собирания земель». Вопрос только, какое прозвище дадут потомки нынешнему царю — Путину: Суровый или Грозный?
Братковский увлеченно и с нескрываемым восхищением описывает судьбу практически забытого государственного образования, каким был Великий Новгород — могучего княжества-республики, первого русского государства, которое в момент пика своего развития в XIV и XV веках простиралось от Балтийского моря через Урал до Западной Сибири. Оно было богатым, демократическим и просвещенным: в XII- XIII веке грамотность была там повсеместной. «Цивилизация торговли и богатства, независимая республика, вычеркнутая из памяти великороссов», — пишет о нем Братковский. И добавляет: «Аксиомой той эпохи истории Руси было всеобщее сознание избираемости власти».
***
За последнее десятилетие многотысячные толпы украинцев дважды выходили на центральную площадь столицы, чтобы изменить ход истории. Сначала осенью 2004 года, когда власть фальсифицировала результат президентских выборов, а потом — спустя девять лет, когда она отвернулась от Запада и заявила о сближении с Москвой. В обоих случаях возмущенные жители оспорили решения руководства страны.
На первый взгляд, в этом нет ничего особенного. В истории есть множество примеров массовых общественных бунтов, когда граждане оказывали сопротивление властям и заставляли их изменить политическую линию или даже свергали. Но в украинских народных подъемах есть нечто неповторимое, украинский фирменный знак. Будто над их организацией витает некий genius loci, покровительствующий массовым акциям в Киеве. Или, скорее, «genius populi» — дух украинского народа. Ведь Майдан, хотя он проходил в столице, был общенациональным. Туда стекались толпы добровольцев со всей страны: от Донбасса до Львова. Они приезжали на поездах, автобусах, личных автомобилях. Рабочие, студенты, чиновники, учителя, домохозяйки, бизнесмены. Они прибывали из самых отдаленных уголков Украины, чтобы встать на центральной площади столицы и обсудить там будущее страны.
Вот именно: встать. Обычно протестующие ходят: устраивают шествия, маршируют стройными колоннами, не помещаются на тротуарах, занимают проезжую часть, топчут газоны и идут вперед. Они движутся по главным артериям города, центральным площадям и оживленным перекресткам, чтобы как можно больше посторонних могло увидеть демонстрацию. Именно поэтому когда Александр Лукашенко пришел к власти, но не имел еще достаточно сил и наглости запретить своим оппонентам выходить на демонстрации, он выгнал их из центра Минска на окраины.
Процессии обычно направляются к правительственным зданиям, к ядру тьмы, чтобы выгнать затаившееся там зло: пусть они нас увидят, пусть испугаются и начнут выполнять наши требования. А если не начнут, мы пойдем на их комитеты и сожжем их. На Бастилию — и разрушим ее. На парламент, на дом правительства, на здания радио и телевидения — и захватим их.
Народ устраивал марши испокон веков: жители Парижа в 1789 году, петербургские пролетарии в 1905, будапештцы в 1956, поляки — бессчетное количество раз, например, в 1956 и 1970. Хотя у поляков была и собственная идея: в 1980 они открыли, что можно спрятаться за стенами фабрик и заставить власть пойти на уступки, устроив забастовку. Без маршей, не выходя под пули и дубинки. Это было огромное открытие, хотя его применение ограничивалось коммунистическим миром конца XX века. Бастовать против власти можно только тогда, когда она одновременно выступает работодателем и владельцем предприятия.
Если бы у народа ПНР был свободный выбор, он бы предпочел маршировать: например, 17 декабря 1981 года. «Солидарность» запланировала на тот день большую антиправительственную демонстрацию. Планам не суждено было сбыться, так как четырьмя днями ранее власти ввели военное положение. Его авторы позже объясняли, что были вынуждены это сделать, чтобы не допустить проведения заявленной демонстрации.
Майдан никогда не ходит маршем. Он стоит на месте, как скала, и не расходится даже тогда, когда из окон и с крыш раздаются выстрелы; когда льется кровь, а убитые падают на мостовую. Он изначально готов к долгому существованию: для этого организуется целая инфраструктура — места для сна, кухни, туалеты, сцены с усилителями для речей, дебатов и выступлений артистов. Создаются службы, поддерживающие порядок.
Майдан не хочет расходиться даже тогда, когда одерживает победу: Порошенко, Яценюку и Кличко пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить его обитателей по прошествии многих недель наконец освободить центр столицы. «Идите домой, уже не за что тут стоять, ведь мы победили». Но они хотели продолжать следить за тем, чтобы власть выполнила свои обещания.
***
В московской Руси власть, исходящая от граждан, — это нечто невообразимое. Власть, которая не правит, а служит, а если делает это плохо, то люди ее меняют. Однако в Новгороде не князь владел городом и подданными, и не духовная власть владела своими овечками. Наоборот, город, Господин Великий Новгород (такой титул официально ему полагался) назначал своих светских и духовных сановников.
Братковский пишет: «Новгородцы занимались назначением на все церковные должности: они выбирали среди кандидатов тех, кого считали достойными религиозных обязанностей. (…) Высшей властью в Великом Новгороде были не посадники, и даже не владыка, возглавляющий совет старейшин. Решал «весь Новгород», то есть Вече». Сейчас мы сказали бы «Майдан». Следует ли искать его далекие корни в средневековом Новгороде? Бросающееся в глаза сходство между украинским гражданским сбором и новгородским вече позволяет разгадать загадку, почему Майдан стоит. Почему он не движется в марше на правительственные здания. Он сам является властью, сувереном. Вече-Майдан собирается не для того, чтобы кому-то что-то продемонстрировать, а чтобы принять решения и воплотить их в жизнь. Это не обращение людей к власти, а голос людей, которые осуществляют эту власть. Какие загадочные гены сохранили этот код с многовековой историей и сделали возможным его массовое проявление сегодня? Вот это настоящая загадка.
На заре истории существовало родство между Киевской Русью, отдаленной наследницей которой стала современная Украина, и Великим Новгородом. Более тысячи лет назад. Однако с того времени произошло много чего: царское самодержавие, мировые войны, большевистская революция, коммунистический тоталитаризм, спровоцированный Сталиным голод, убивший миллионы украинцев, и большие чистки, жертвой которых пали украинские элиты. Могло бы показаться, что это «перезагрузит» украинскую коллективную память, связанную с Русью, сотрет ее дочиста, уничтожив записи многовековой давности.
Описывая новгородскую Атлантиду, Братковский обратился к работам археологов, описал свидетельства прошлого, вышедшие на свет божий из-под земли. Первый вариант книги создавался еще в XX веке, так что автор не мог знать, что самый важный артефакт обнаружится во всей красе в начале следующего столетия в виде до сих пор живого института вече-суверена, который каким-то чудом сохранился в коллективной памяти.
***
Конец демократичного, светлого и богатого Великого Новгорода, убитого московским самодержавием, был страшен. Передадим слово Братковскому, который описывает события 1570 года: «Царь вышел к своим людям и подал им знак. На сгрудившуюся толпу бросились опричники с палками. Они трудились долго: трещали черепа, разлетались мозги, пока трупы всех собравшихся не покрыли снег. Но им, элите Великого Новгорода, и так досталась легкая смерть: пять следующих недель опричники купались в крови новгородцев, подвергая их бесчеловечным истязаниям, а потом топя подо льдом в прорубях — мужчин, женщин, детей, младенцев, чтобы не выжил никто, кто бы мог рассказать о Великом Новгороде». Должна была умереть вся республика.
С того кровопролития прошло чуть больше четырех столетий. Господин Великий Новгород, в котором вече было сувереном, оказался стерт из памяти поколений. Однако когда сирены и колокола на башнях, крышах и в людских сердцах начинают выть и бить тревогу, украинцы, повинуясь инстинкту, собираются на центральной площади. Они не идут маршем, а стоят на месте и слушают, что решит Господин Великий Майдан.
Оригинал публикации: Pan Majdan Wielki
