Молодые московские мусульмане — завтрашние экстремисты?

Инцидент у московской Исторической мечети, произошедший 26 сентября, когда толпа верующих отбила своего товарища у ОМОНа, заставил столичных мусульман и аналитиков еще раз задуматься как о радикализации исламской молодежи в России, так и о нехватке в мегаполисе мест для молитв. На фоне заявлений чиновников, утверждающих, что мечетей в Москве предостаточно, молодые мусульмане, вынужденные молиться на улице и часто сталкивающиеся с полицейским произволом и ксенофобией, все чаще смотрят в сторону радикальных течений.

Пятничная молитва на улицах

Чтобы понять, как в многомиллионной Москве чувствуют себя мусульмане, достаточно прийти на их пятничную молитву, и быть единственным христианином. 5000 человек, заполонившие внушительную часть Большой Татарской улицы, под напевы муллы одновременно опускаются на колени. Повисает тишина. Стоять посреди этой тишины остаюсь лишь я и двое омоновцев, прикомандированных следить здесь за порядком. Если для полицейских эта картина привычна, то мне только что в буквальном смысле продемонстрировали, что такое быть меньшинством.

«Братья, вы должны соблюдать закон, не поддаваться на провокации, следить за молодыми братьями, и не давать им совершать глупости», — несется из установленного посреди улицы мегфона проповедь. И эти слова не случайны. Совсем недавно, 26 сентября, здесь же — у Исторической мечети прозвенел первый звоночек, возвещающий о растущем среди молодых мусульман недовольстве тем, как относится к ним государство. Как писал Коммерсантъ, молодой ингуш Адам Осканов вместе с другом опаздывал на пятничную молитву. Традиционно Большая Татарская перекрывается еще за пару часов до того, как туда начинают стекаться верующие, на подступах к мечети паркуются омоновские автобусы, свои места по разным сторонам улицы занимают оперативники Центра противодействия экстремизму в штатском.

Видя, что молитва заканчивается, Осканов с другом бросили машину и помчались сквозь заграждения, на ходу разворачивая свои коврики. Путь им преградили омоновцы, объяснившие, что машину им придется переставить. Беседа переросла в перебранку, перебранка завершилась тем, что Осканов сел в свой BMW и дал по газам, чуть не сбив полицейского. Молодого ингуша вытащили из салона, заломали руки и повели к автобусу. Следом потащили его друга.

Мусульмане, не увидевшие начало конфликта, видели только одно: их единоверца посреди молитвы ведут в автобус. «Я помню, как парни скрежетали зубами. Молитву не прервешь, а там явно что-то плохое делают с братом», — вспоминает исламский правозащитник Али Чаринский. Пока верующие заканчивали молиться, в автобусе все, кажется, обо всем договорились: Осканов должен был отделаться административным наказанием. Но было поздно. Разгневанные мусульмане обступили автобус, скандируя «Аллах Акбар!», а потом несколько человек просто отшвырнули полицейских в сторону, и вытащили задержанных сами.

Полицейские, окруженные сотней молодых и злых мусульман, решили просто с этим не связываться, и предпочли укрыться в автобусе. А дальше идеальное подтверждение бытовой ксенофобии: оголтелые мигранты и выходцы с Северного Кавказа в самом центре города чуть не побили полицейских, отбивая своего наглого соплеменника. Примерно в том же духе, судя по всему, рассуждали и в полицейском главке Москвы, когда пытались понять, как быть. Щекотливости ситуации добавлял еще и тот факт, что ровно через неделю начинался ключевой для мусульман праздник Курбан-Байрам, поэтому любые радикальные действия могли быть чреваты. В итоге в полиции не придумали ничего лучше, чем задержать Осканова и его друга, обвинив их в нападении на полицию, и отправитm под арест. Еще несколько десятков человек, участвовавших в стычке, оказались в депортационном изоляторе, а некоторые получили еще и штрафы.

Спустя неделю после инцидента площадка перед Исторической мечетью стала еще шире, в толпе дежурят молодые мусульмане в зеленых безрукавках с надписью «Волонтер», а полицейские стараются быть любезными, но в первую очередь — незаметными. Опасность вроде бы миновала, но едва ли надолго.

Нарастающее недовольство властями

То, что произошло у Исторической мечети, Али Чаринский объясняет жутким недовольством молодых мусульман государственной машиной. И дело тут не в том, что они все как один получили мощную промывку мозгов от онлайн-проповедников из Аль-Каиды или насмотрелись видеообращений от боевиков Имарата «Кавказ». «Еще год назад на такие вещи никто просто не реагировал, люди продолжали молиться, пока полиция делала, что хотела. За год недовольство выросло, и это правда опасно», — рассуждает он, пока мы вместе с толпой верующих возвращаемся от Исторической мечети к метро.

Версия о том, что в Историческую мечеть регулярно ходят радикалы, тоже имеет массу слабых мест. Одна их первых мечетей в Москве, основанная еще в 1823 году, она долгое время служила оплотом для традиционно умеренных в вопросах ислама столичных татар, которых экс-мэр города Юрий Лужков в свое время назвал «градообразующей нацией». Ваххабиты или просто «бородачи», как их часто называют сами мусульмане, в какой-то момент пытались вести там проповеди и вербовать сторонников, но были выбиты оттуда самими же прихожанами из числа ингушей и дагестанцев. Можно было бы объяснить внезапно проснувшееся желание отбить единоверца и традиционной для Северного Кавказа привычкой при малейшем инциденте собираться громадной толпой, а уже потом выяснять причины, но едва ли — в Исторической мечети полно мигрантов из Узбекистана и Таджикистана, которые 26 сентября не отставали от своих единоверцев, напирая на омоновский автобус.

Али Чаринский настаивает: молодые мусульмане, хоть с паспортом РФ, хоть без, слишком устали от отношения к ним государства. «Даже тот факт, что верующие кричали „Аллах Акбар!“ на том видео, представляется как экстремизм. Но мы в конце каждой молитвы кричим это, так положено. Никто же не считает возглас „Иисус воскресе“ экстремизмом», —говорит он. А помимо бытовой ксенофобии мусульманина в России раздражать может очень многое. Когда националистически настроенные граждане говорят, что Курбан-Байрам парализует город, выплескивая на улицы десятки тысяч мусульман, то вряд ли они понимают, что причина кроется еще и в том, что им попросту негде молиться. Мэр города Сергей Собянин последовательно повторяет: новые мечети в городе не нужны, поскольку большинство мусульман столицы не только не ее коренные жители, но даже не россияне. Логика властей понятна: создавать как можно меньше комфортных условий для того, чтобы мигранты оседали в мегаполисе. Однако на примере той же Исторической мечети видно, что мигранты составляют меньшинство.

Проблема начинается с дома

На все это накладываются сложные отношения с полицией, к которым многие молодые люди на Северном Кавказе привыкают еще до переезда в Москву. Дизайнер Умар Саид из Махачкалы, рассказывает, что вынужден был переехать в столицу после того, как дома вышел на антиправительственный митинг. Спустя пару дней у его дома затормозил «Урал» с людьми в масках, которые ворвались к нему домой, перепугав мать и родственников.

Пока Саида скручивали, приговаривая «скажи спасибо, что еще оружие тебе не привезли», его сосед-рецидивист, отсидевший не раз за разбой и кражи, с завистью рассуждал: «За этим очкариком целый взвод прислали, а меня на каких-то уазиках всю жизнь забирают». В отделении, утверждает Умар, оперативники несколько раз пригрозили ему «посадить на бутылку», после чего потребовали показаний на группу оппозиционеров, якобы имеющих отношение к вооруженному бандподполью. «Уже расписываясь в протоколе, я узнал, что я всего лишь свидетель, а даже не подозреваемый. И так у нас постоянно», — объясняет он. Теперь он живет в Москве, будучи сильно озлобленным на государство как таковое, и старается не сталикваться с полицией вовсе, предпочитая внимательно штудировать каждую новость об ИГИЛ, видя если не в его методах, то в целях нечто благое.

Другой пример: уроженец Махачкалы Гасан Гаджиев. Классическая история: недоучился на строителя, после чего стал болтаться по улицам. Социальных перспектив на Северном Кавказе нет давно, а совсем рядом — «лес». «Я начинал читать исламскую литературу самостоятельно, начал понимать ее по-своему, после чего понял, что в принципе дорога у меня еще максимум одна: в бандформирования. А что я тут вижу? Оголтелая полиция, нет работы, ничего», — вспоминает Гасан. Но нашелся третий выход: запрещенная с начала нулевых организация «Хизб-ут Тахрир», ставящая своей целью добиваться создания исламского государства, но исключительно мирными методами. Правда, стоило Гасану прийти на одно из первых собраний, как туда ворвался ОМОН, положивший всех его участников лицом в пол. Гасан отделался обычным допросом, после чего предпочел отбыть в Москву. Его не назовешь радикалом, он не похож на ваххабита. Скорее, на обычного молодого дагестанца, оказавшегося в большом городе: старается держаться поближе к мечети, ищет работу, в Фейсбуке не пропускает ни одной новости об угнетении мусульман по всему миру, и часто публикует призывы выйти на тот или иной митинг в поддержку очередного арестованного мусульманского деятеля.

Таких, как вышеописанные герои — в Москве сотни. «Я уже не на Кавказе и даже тут вижу, что люди, которые не симпатизируют подполью в целом, радуются, когда слышат новости о каком-то убитом боевиками представителе государства. Это чудовищно, но это то, с чем мы сейчас имеем дело», — говорит Али Чаринский. И этих людей, объясняет он, трудно назвать радикалами, они ходят в те же мечети, что и остальные, работают и принадлежат к самым разным социальным слоям.

Малые инциденты могут стать большими проблемами

И понять, когда это недовольство «выстрелит», а тем более — где, по факту невозможно. В МВД раньше часто рапортовали о закрытии очередного полулегального молельного дома, организованного либо в квартире, либо в каком-нибудть арендуемом помещении. Якобы там собираются боевики, отправляющиеся на войну в Сирию, а то и просто радикальные проповедники, чья библиотека забита книгами из черного списка Минюста. Чаринский говорит, что это в большей степени преувеличение, направленное на улучшение статистики. Радикалов, потеницальных боевиков и ваххабитов в столице полно, только они не собираются в каком-то одном месте. «Вообще-то в этой толпе сейчас как минимум с десяток либо просто радикалов, либо ребят, которые куда-то собрались. Ты не отличишь их, я не отличу, если не буду знать», — говорит Чаринский, пока мы сквозь поток верующих пробираемся к метро Новокузнецкая. В качестве примера он описывает недавний случай, когда среди верующих в той же Исторической мечети пару лет назад ходил молодой человек и приглашал отправиться в Сирию. «Война была еще в непонятной такой фазе, поэтому все, не сомневаясь, помогали братьям с билетами», — говорит Чаринский.

Это может выглядеть как очередная страшилка для среднестатистического москвича, но это данность, говорит правозащитник. Пускай инцидент с автобусом — пока единственный внятный пример радикализации молодых мусульман, но долго терпеть пренебрежительное отношение и внимать успокаивающим заявлениям официальных богословов молодежи надоедает все больше. Это вряд ли выльется в массовый протест, это вряд ли станет поводом для терактов, но факт в том, что таких мелких инцидентов, которые будут складываться в одну большую картину, может стать больше, уверен он.

Григорий Туманов — корреспондент газеты «Коммерсантъ».