Борис Барабанов («Ъ») поехал в Гоа на музыкальный фестиваль и остался. Музыкальный критик рассказал GQ все, что он понял про Индию — страну хорошей медицины, низких цен и множества русских.
Иван Дорн может гордиться — его песни популярны в Индии. Причем не где-нибудь, а в самом искушенном в музыкальном смысле штате — в центре мировой психоделической культуры Гоа. Я сперва не поверил своим ушам, когда услышал «Не надо стесняться!» под большим баньяном в сердце хипповского ночного рынка в Арпоре. Диджей поставил Дорна, и под него танцевала многонациональная толпа, испытывая явно положительные эмоции.
Иван Дорн в столице транса — явление из того же ряда, что и спортивные костюмы Bosco на прохожих, борщ в меню ресторанов, детский сад «Ромашка» и сметана «Домик в Анджуне». Русские строят здесь себе Россию мечты такими темпами, что у индусов захватывает дух и кружится голова.
Я впервые отправился в Гоа совсем недавно и, конечно, многое пропустил. В этом году юбилей — десять лет, как обанкротился первый российский туроператор, решивший продавать путевки в экзотический штат. Сначала были рейвы, наркотики и йога (порядок — на ваш вкус). Потом у рейверов народились дети. Рейверы резко повзрослели и задумались о том, как обустроить здесь цивильную жизнь. А потом в Гоа навострили лыжи обычные туристы-курортники, и в 2009 году русский Forbes забил тревогу. «С каждым годом сюда приезжает все больше русских. Верный признак того, что мода на Гоа скоро пройдет». Сейчас в «русскую деревню» Морджим прибывают не на лодках, а на такси по мосту; на пляже, где гнездились черепахи, — популярный ресторан «Бора-Бора». Теперь экзотика — не сами йога и наркотики, а то, как со всем этим живут вновь прибывающие русские.
К пляжам Гоа подступают кокосовые рощи, в которых так любят резвиться дауншифтеры
Я поехал в Гоа писать про музыкальный фестиваль и решил задержаться с семьей подольше — организаторы предложили отель, а друзья, обитающие там не первый год, — на выбор три дома в аренду. Все, что в переписке выглядело вполне цивилизованно, в реальности оказалось очень индийским по сути. «Отелем» называлась холодная каменная казарма, несовместимая с жизнью. Из трех домов оказался свободен один, насквозь пропахший то ли маслом для скутеров, то ли и вовсе чем-то трупным. Кондиционер, понятное дело, не работал. Хозяева остальных домов предлагали посмотреть их «завтра». Плиту тоже обещали «завтра», но кашу нужно было варить сейчас, что, конечно, не больно-то радовало семью с маленьким ребенком. На все это накладывалось стойкое ощущение абсолютной помойки за бортом любого жилища и привкус гнильцы в любом блюде. Все вокруг было пропитано особой гоанской пылью кирпичного цвета и никак не вязалось с мечтами о поиске себя и счастливом созерцании заката на пляже. Но здесь же, в двух шагах, обитали приятные русские люди, которые выбрали Гоа для зимовки не первый и не второй год подряд. И значит, как-то научились со всем этим жить.
«Посмотри на мои ноги, — говорил мне режиссер и продюсер Эдуард Бояков, сидя за столом в популярном русском ресторане «Бора-Бора» в Морджиме. — Ты видишь на них грязь? Может быть, грибок?» Конечности режиссера были идеальны. Режиссер снимал здесь дом вместе с семьей — правил тексты, руководил театрами, репетировал с актерами, которые специально приезжали к нему в Индию. Его семья не так давно пополнилась новым членом — сыном Захаром, который родился в Индии, на севере страны — в Дехрадуне. Это было осознанное решение — рожать в Индии.
| Русские, выбравшие страну для долгосрочной зимовки, в беседах в один голос воспевают здешнюю медицину. У одних ребенок родился в клинике в гоанской Мапусе с очень сложным дивертикулом. По словам их друга, «зашили так, как здесь еще не скоро будут зашивать». Другому русскому «долгожителю» кровоточащее образование на лице удалили ультразвуком с напылением адреналина — таких операций в Москве на тот момент не делали в самых дорогих клиниках. В Индии она обошлась ему в $50.Впрочем, дешевизна и простота местной жизни — понятие относительное. Когда ты снимаешь дом за $1500 в месяц, это никакой не дауншифтинг, это Переделкино. В других штатах люди хватаются за сердце, когда слышат, что ужин может стоить 3000 рупий ($50). Но в Гоа привыкли к российским товарно-денежным отношениям. |  Режиссер Эдуард Бояков уверенно чувствует себя в Индии, но на аборигена все еще не похож |
Жаль только, иммунитета к ним у местного населения не оказалось. «Индусы, как вода, принимают форму того сосуда, в который их наливают, — рассказывал мне музыкант Павел Goatika. — Алчность делает их несчастными. Они не знают, как на это реагировать, не могут с этим справиться. У них отсутствует какой-то фермент, который убивает жадность, как и фермент, позволяющий сопротивляться алкоголю. И это мы их сделали такими». «Смешно, индусы ведь ничего не умеют делать для того, чтобы продавать это как реальный курорт, — вторит ему поэтесса Вера Полозкова, тоже частая гостья этих краев. — Ощущение «плевать, как сделано, лишь бы деньги платили» — это русские привезли. И местные не хотят этому сопротивляться».
Гостевой дом, в котором мы осели с женой и дочерью после долгих скитаний по штату, представлял собой более-менее ухоженные комнаты в постройках вокруг симпатичного бассейна и беседки. В октябре их арендовали русские, в ноябре они пересдали их втридорога, а на Новый год свободных мест уже не было. Цена $45 в день за номер включала в себя многочисленные «накрутки». Это самый соблазнительный способ заработка для русских, которые не хотят ничего делать руками (делать массаж, выращивать овощи, стричь в парикмахерской) и боятся торговать наркотиками. Индус — хозяин дома работал на территории «отеля» садовником. Его друг подрабатывал извозом до аэропорта и обратно. В дороге, помню, все жаловался на непростые отношения домовладельца с алчными арендаторами. В конце сезона арендаторов выгнали.
Церковь Непорочного Зачатия была маяком для моряков, приплывавших из Лиссабона
Это единственный законный способ открыть бизнес в Гоа — открыть его вместе с местным жителем. Для тех, кто не хочет заниматься предпринимательством, долгие гоанские зимовки постепенно становятся серьезной проблемой. Властям гораздо интереснее иметь дело с пакетным туризмом, они готовы терпеть типичных «руссо туристо» турецкого или египетского пошиба. Я встретил таких уже на борту чартера Москва–Гоа. Через час после взлета один из искателей гоанской экзотики, по виду — типичный «Тагил», закурил в туалете. Дело чудом не дошло до драки с пилотом и пассажирами — все как мы любим. После посадки, едва спустившись с трапа, прямо у фюзеляжа закурили практически все.
План состоит в том, чтобы избавиться от тех, кто приезжает на сезон и тратит в день сто рупий, и привлекать тех, кто тратит $2000 в неделю. Слухи о том, что лафа скоро закончится, возникают каждый год. Вот и перед нынешним сезоном зимовок по побережью прокатился слушок, что пляжи Мандрема, Морджима и Ашвема объявят заповедной зоной — видимо, по многочисленным просьбам черепах, которым негде «нестись». И колоритные русские рестораны наконец закроют.
Политический аспект вопроса мне разъяснил блогер Антон Носик. Он не просто давний обитатель Морджима — у него здесь сын третий год ходит в школу. «Есть Индийский национальный конгресс — тотально коррумпированная партия жуликов и воров, — рассказывал Носик. — Ей противостоит партия отпетых индийских нацистов, которая называется «Бхаратия джаната парти» (BJP — Индийская национальная партия). Их девиз не только «смерть русским туристам», но и католикам, и мусульманам. Индия для индусов, короче. Переименование Бомбея в Мумбай — это их рук дело. У Индийского национального конгресса нет никакого ответа на националистическую повестку BJP. BJP ведь еще и честные, то есть они меньше воруют. И единственный ответ, который Индийский национальный конгресс может себе позволить, это ограничения для русских. Вменяют нам в вину проституцию, мафию и торговлю оружием. Ну какая русская поедет заниматься проституцией в Индию, где местные девушки по доллару за контейнер? Или наркоторговля. Да они выращивали наркотики до того, как мы образовались как страна! У них в аптеке продают лекарство под названием «Амфетамин» без рецепта. Что мы можем туда привезти? Вымещают на нас свою слабость, понимаешь? Но как только нам становится хуже, электорат тут же теряет работу и еду!»
Здешние русские делятся на три категории: простые курортники, понятия не имеющие о духовных и психоделических традициях региона, созерцательно настроенные дачники-зимовщики и те, кто пытается здесь что-то делать на постоянной основе — вести интернет-бизнес, возделывать землю, строить гестхаусы. Самая героическая прослойка в последней категории — те, кто готов жить здесь в сезон дождей. У них, похоже, назад дороги нет. Скептики говорят, что Индия никогда не примет нас в себя навсегда и все не то, чем кажется. И даже успешные рестораны — это лишь фасад, за которым крышуемая полицией наркоторговля, и по-другому быть не может. Но русские все едут и едут. Оседлых здесь уже тысяч пять. По разным оценкам, каждый год самолетами привозят и увозят от пятидесяти до двухсот пятидесяти тысяч туристов, и пусть две трети из них составляет «Тагил», но и одна треть — огромное число.
Русским здесь хорошо не только потому, что дешево и хорошая медицина. Здесь еще не нужно напрягаться насчет религиозных условностей, большинство аборигенов — католики, потомки португальцев, Родригесы, Санчесы, по большому счету — люди с очень условной верой. Поэтому так характерен для пляжа в Морджиме новейший русский типаж — пунцовый от солнца, медленный от гашиша пузан с местными бранзулетками поверх креста и свежими психоделическими тату. Здесь сложно долго жить с понтами, потому что у всех одинаковые байки, и местная мода — это не каблуки и платья, а кожа с кружевами и обувь, которая не даст обжечь ногу о выхлопную трубу. Здесь неограниченный доступ к любым средствам расширения сознания, от дешевого рома до качественного ЛСД, и все ездят пьяными или угашенными — чем не русская идея в ее радикальной версии? Вообще здешний уклад на самом деле близок вековечной, хоть и не сформулированной русской мечте. Максимум коррупции, хорошая медицина, доступный кайф, оливье в меню, тепло и дети.
