Мы имеем дело с откровенной и наглой американской подрывной операцией, это попытка укрывательства — при безвольном соучастии средств массовой информации.
Как бы украинцы ни разрешили свои глубокие противоречия — а они могут это сделать при условии, что все стороны продемонстрируют соответствующее намерение — значительная и желательная часть последствий этого кризиса выпадет на долю американцев. Все это можно суммировать одной фразой. Украина наделяет нас даром откровения.
Нам, американцам, суждено сделать вывод о том, кем мы являемся в этом столетии — в отличие от того, что мы говорим самим себе или другим о том, кто мы есть. Самая большая уловка Американского века высечена на гранитной плите — знаменитые слова Вудро Вильсона: «Мир нужно сделать безопасным для демократии» — теряет свою двигательную силу. Это было не так трудно понять задолго до событий последних шести месяцев на юго-восточной границе России. На Украине мы начинаем видеть, как это будет происходить, какую форму это может принять, и что мы обнаружим, когда внимательней присмотримся.
Если честно, то я не смог этого предсказать. Но все поменялось после появившейся в феврале на портале YouTube известной — и непечатной — фразы Виктории Нуланд (Victoria Nuland), пославшей Евросоюз куда подальше в нецензурной форме. Теперь мы имеем предельно откровенную картину американской подрывной операции и последовавшее за этим сокрытие информации, а также безвольное соучастие средств массовой информации в этом замалчивании, после чего начались уже совершенно непристойные сцены в спальне со всеми участниками. И даже сокрытие не было сокрыто.
Спонсируемые американцами перевороты, конечно же, и раньше проваливались. Список провалов — отнюдь не короткий. Однако этот провал, на мой взгляд, заводит нас значительно глубже в затруднительное положение, и такого еще раньше не было.
В тот момент, когда писались эти строки, временное правительство в Киеве неохотно начало переговоры о децентрализации украинских политических структур. Вряд ли это соответствует планам Вашингтона, но администрация Обамы, тем не менее, оказывает большое влияние на события на Украине, поскольку она, эта администрация, поддерживает выбитые ею самой ворота, и я уверен, что она будет это делать до окончания кризиса.
Но я не об этом. Меня беспокоит то, что неожиданным образом обнажил украинский кризис: банкротство повествования, пустота позы. Открывается большая коллекция предположений, предрассудков, допущений, мифов, изображений и идеологических верований — именно такого рода чернилами и был написан американский нарратив.
Повезло украинцам, в конечном итоге всем им, поскольку усилия Вашингтона, направленные на то, чтобы привести к власти в Киеве команду неолиберальных марионеток, были сорваны. Хорошо для всех, включая американцев, что украинский кризис обнажил так много недостатков в преобладающем в Америке мировоззрении. Возможно, я слишком оптимистично оцениваю ситуацию, но создается впечатление, что обратного пути уже нет.
Ранее в этом же издании я утверждал, что оценка Москвой кризиса на Украине является более последовательной, чем это делается в Вашингтоне. Каждый раз эти споры вызывают определенный синдром сенсационности у многих читателей — и, конечно же, многочисленные обвинения в том, что автором подобных заявлений является подставное лицо русских, агент ФСБ, фанат Путина и т.д.
Если честно, то мне доставляет большое удовольствие высказывание подобной точки зрения. Во-первых, потому, что это правда, и, во-вторых, потому, что столь многие мои соотечественники от этого поперхнутся. Позиция по умолчанию — публичные оскорбления — является скучной, но распространенной хитростью в американском нарративе, она всегда указывает на то, что обратного пути нет, за исключением обращения к верованиям в противоположность мыслям.
Вопрос состоит в том, что скрывается за этим. Главная идея заключается в следующем: если русские что-то говорят или что-то думают, то это не может быть правильным, и нельзя поверить в то, что кто-то будет мыслить так же, как они. Я считаю, что из этого следует извлечь нечто важное, и кое-что следует раскрыть.
Мне очень нравятся всякие истории, и поэтому давайте с этого и начнем.
Первое, о чем следует поразмыслить, это то, каким образом появился «Запад». Идея «Запада» как противоположности «Востоку» относится ко времени Геродота, а, возможно, к еще более раннему периоду. Однако Запад как политический термин намного моложе. Он возник в 1840-х годах. Петр Великий начал модернизацию России и создание империи — по образцу европейцев — в начале 18-го столетия. К середине 19-го столетия стало очевидным, что цари сделали из России противоборствующую державу.
Вдумайтесь в следующее наблюдение: «Сегодня существуют только два народа. Россия — все еще варварская, но уже великая. Другая молодая нация — это Америка. Будущее принадлежит этим двум великим мирам. Когда-нибудь они столкнутся, и тогда мы увидим такие сражения, которые мы даже не можем себе представить».
Эти слова принадлежат французскому историку и критику Шарлю Огюстену Сент-Беву. Они были написаны в 1847 году — следует отметить, что он был не лишен дара предвидения. Через несколько лет после этого французские и немецкие мыслители захотели, чтобы Европа и Соединенные Штаты объединились в некий альянс против набиравшей силу России. В результате образовался политический Запад, и оттуда проходит прямая линия к НАТО.
Затем Запад из культурного определения превратился в функцию — в действующую организацию, в механизм, и он был реакцией с самого начала. Жители Запада, привыкшие к мысли о цивилизационном превосходстве, опасались прихода Востока.
Ученые называют то, что появилось из этого мыслительного течения в 19-ом веке, дискуссией о национальном характере. Подобные рассуждения можно встретить во многих местах, и в каждом таком случае к ним нужно относиться без всякого снисхождения, поскольку они представляют собой не что иное, как основанный на невежестве предрассудок. Германия после войны прошла необходимый курс лечения: немцы пошли на это, потому что это немцы, а немцы именно это и делают. Китайцы разворачивают как раз в это время подобную работу: японцы сделали то, что они сделали нам во время войны, потому что они японцы.
Субстанциализм подменяет собой политику и историю: это трюк, который использует толпа носителей национального характера. Он прекрасно подходит для руководства народными эмоциями, но в целом это недостойное занятие. Французы в таком случае воспринимаются как «кушающие сыр и сдающиеся без борьбы обезьяны». Теперь вы имеете представление о моем отношении к тем, кто соглашался с подобным подходом в годы правления Буша-младшего.
Русские вступили в спор по поводу национального характера на фоне изменения мнения Запада в 19-м веке, а затем в 20-м веке. Россия по сути своей была Востоком, а этот Восток воспринимался так, как его описывает Эдвард Саид (Edward Said) в своей книге «Ориентализм» (Orientalism): автократический, иррациональный, темный по своим мотивам и так далее почти до бесконечности.
Нетрудно догадаться, какая мысль последует за этим. Как раз за 100 лет до ее начала Сент-Бев описал холодную войну. После революции 1917 года возникла определенная практика, а затем реальное дело началось уже в 1947 году (Удивительная симметрия наблюдается во всех этих датах). Холодная война включала в себя много вещей, прежде всего она была следствием интеллектуальной привычки, сформированной в предыдущем столетии.
Для тех, кто пережил это и пострадал от пропаганды, риторики и ужасающей учености, не составляет труда понять, что холодная война покоилась на споре о национальном характере без особых ограничений — и без всякого стыда. Ничто советское не имело ценности. Все советские граждане все время страдали. Ни в одном советском магазине не было достаточного количества товаров. Все, что говорил любой советский чиновник, было полной противоположностью истине. И не следует забывать (я сам немного зациклен на этом), что советские чиновники всегда носили «плохо сидящие костюмы». Так было нужно.
Холодная война закончилась в 1991 году, но это произошло только потому, что Советский Союз развалился. Более длительная война, в ходе которой холодная война была лишь промежуточным этапом, продолжилась. Россия по-прежнему оставалась Россией, и Россия все еще была «Востоком», и все это имело свое значение. Запад предложил партнерство в 1990-х годах. Сейчас мы видим более ясно, что это было невозможно с самого начала, поскольку Запад продолжал настаивать на существовании разделенного мира, где есть Запада и Восток, и он начал это делать, как только стало ясно, что «партнерство» должно означать больше, чем просто капитуляция всей истории и культуры России.
Вот почему я выбрал откровение в качестве темы. Многие из нас полагают, что мы наблюдаем за кризисом на Украине, слушаем наших лидеров, читаем наши газеты и делаем выводы на основе полученной информации. Мы совершенно не отдаем себе отчета в том, что мы просто занимаем свое место в довольно продолжительной истории. Нет ничего такого в ортодоксальном мышлении — по крайней мере так считают большинство людей, — что отличалось бы от обременительного наследия (и частью этого наследия является непонимание того, что это наследие и что это бремя).
Все находятся на своем месте. Запад расположен на светлой стороне Луны, Россия – на темной. Россия совершила агрессию в отношении Украины: у нас нет никаких свидетельств, но так должно быть, поскольку именно этим русские и занимаются. Если Путин что-то говорит, то это неверно: российские автократы никогда не бывают правы и никогда не бывают правдивыми.
Никто из украинцев просто не может хотеть жить, сохраняя ткань тесных исторических связей с Россией. Это последнее мнение является оскорблением американской чувствительности. Американское наследие делает эту информацию неусвояемой иностранной пищей. Поэтому русские просто должны дергать за веревочки, манипулировать миллионами умов — чем они всегда и занимаются.
Вот лишь один пример.
На прошлой неделе Владимир Путин публично призвал тех, кто восстал против временного правительства в Киеве, отказаться от своих планов относительно проведения референдума по поводу своих будущих отношений с Киевом. Как об этом сообщила газета New York Times? «Остаются неясным мотивы г-на Путина, предложившего отложить референдум», — сообщил нам в ее воскресном номере корреспондент этой газеты в восточной Украине.
Багаж примитивных предрассудков доводит нас до отупения. Это единственный способ объяснения приведенного предложения. Не может быть так, чтобы Путин призвал отложить референдум, потому что он считал, что так будет лучше и хотел этого. Никогда не имеется в виду то, что говорится.
Американский ортодоксальный взгляд на украинский вопрос переполнен подобного рода вещами. Это иррациональность, облачившаяся в одежды высококлассной рациональности. А иррациональные умы не обладают способностью выносить суждение.
Именно это и открывает для нас Украина. Мы имеем продолжительную традицию, которую нам следует преодолеть. В другом месте я говорил о том, что среди наших задач в 21 веке есть и преодоление разделительных линий — мы должны перестроить наши отношения «с другими» во всех проявлениях, мы должны выйти за рамки старых концепций, в соответствии с которыми существует «Запад» и «Восток», мы должны воспринимать разделенный мир как часть прошлого, а не как часть будущего.
Кризис на Украине является нашим моментом осознания, что мы не так далеко продвинулись по этому пути, не так ли? По сути, Вашингтон вернулся к старой схеме, не заметив того, что сейчас она уже не работает. Неужели в чисто практическом плане американская политическая клика серьезно считает, что Европа и остальной мир выйдут за рамки короткого и в целом рационального интереса к любым попыткам, направленным на изоляцию России? Это исключено.
Отказ Вашингтона признать свою роль в украинском кризисе становится день ото дня все более удивительным. Крупная игра в притворство продолжается, и это происходит на фоне достаточно большого по объему распространения информации о многочисленных фактах. В соответствии со старым характером своей стратегии, Вашингтон полагается на легковерие периода 1950-х годов для навязывания своих взглядов американцам. Однако это послушное отключение недоверия, которое было характерно для периода холодной войны, уже не способно надежно функционировать. На этот раз мы имеем дело с историей, и у нас есть свидетельства этой истории.
Не особенно обнадеживает и упрямое следование явно ложным фактам. Я рассматриваю это как попытку Вашингтона не замечать все то, что Украина показывает нам о нас самих. Я также считаю это свидетельством полного отсутствия воображения у представителей американского руководства. Они не способны отказаться от старых подходов и двигаться вперед.
Избитая истина состоит в том, что самопознание всегда дается нелегко. Но в данном случае не существует другого варианта. Колесо истории заставит нас, американцев, это сделать. Мы вынуждены будем согласиться с тем, кто мы есть, и с тем, что мы делаем, если мы не хотим отстать, если мы хотим избежать появления новых Украин. Сомнительно, чтобы у других стран хватило терпения или желания для появления новых Украин. Нынешняя Украина, на мой взгляд, обошлась нам недешево, а за другие Украины придется заплатить еще большую цену.
Патрик Смит является автором книги «Время вышло: Американцы после американского века» (Time No Longer: Americans After the American Century).
Оригинал публикации: They’re lying about Ukraine, again: Primitive prejudice, stupidity and the reflexive compliance of the New York Times
