Славяне против славян

Последние события на Украине вызвали оживленную дискуссию на тему отношений между славянами. Со всех сторон раздаются голоса, что россияне никогда не смирятся с утратой этих территорий, поскольку именно в Киеве зародилась их цивилизация. Призывы к солидарности славян звучали также во время конфликта в бывшей Югославии. Правда ли, что общие этнические корни накладывают отпечаток на современные отношения между государствами и народами?

«Бог возлюбит славян за то, что они до конца сохранят истинную веру в Господа. Он вознаградит их огромным благом — королевством русско-славянским. Россия сольется в единое море с другими землями и племенами славянскими и создаст огромный океан народов». Сбудется ли это предсказание православного святого начала XX века, или же сложное прошлое и раздоры славян (которых сейчас 280 миллионов) делают это невероятным?

Панславизм — явление не новое. Эта идея родилась в XIX веке в Чехии, которая входила тогда в состав Габсбургской империи. Чехи видели в объединении славян шанс на развитие собственной культуры и традиций, которые душила немецкая стихия. На тот же период пришелся и расцвет иллиризма — идеи объединения южных славян. Поскольку концепция панславизма нашла поддержку в России, ей сопротивлялись поляки: в Польше союз славян под предводительством царя воспринимался как конец надежд на собственное независимое государство. Неприязненное отношение поляков к панславизму усиливалось также страхом перед православием.

Это, конечно, не означает, что в Польше не было своих сторонников панславизма. К энтузиастам объединения славян относил себя, например, князь Адам Чарторыйский (Adam Czartoryski). Другой поляк, Юлиан Любиньский (Julian Lubliński), возглавил Общество объединенных славян — первую организацию, которая открыто провозглашала идеи панславизма. За славянскую общность высказывались консерваторы из патриотического лагеря, атеисты и даже неоязычники.

Разногласия в семье

Теоретические принципы панславизма подверглись проверке реальностью. Началось все оптимистически: в октябре 1912 года против Османской империи сложилась широкая коалиция южных славян, охватившая Болгарию, Черногорию и Сербию при поддержке Греции. Длившийся меньше года конфликт завершился выдавливанием турок с Балканского полуострова, однако он не скрепил славянского единства. Всего через несколько месяцев разразилась Вторая балканская война, в которой друг против друга выступили Болгария и Сербия с союзниками. Оставшиеся в одиночестве болгары быстро попросили заключения мира, отдав сербам часть Македонии.

По разные стороны фронта оказались славяне и в Первой мировой войне. Славянским жителям Австро-Венгрии и Германской империи пришлось воевать так, как решат за них их неславянские правители. Согласия не было и в странах, находившихся под управлением славян. Россия и Сербия оказались в Антанте вместе с Великобританией и Францией, а Болгария предпочла заключить союз с Габсбургами и Гогенцоллернами.

Разлом в «большой славянской семье» стал еще заметнее в годы Второй мировой войны. Советский Союз занял восточные территории Второй Польской Республики под предлогом обеспечения безопасности их славянского населения. Сама Польша тоже без особых колебаний заняла  восточную часть Тешинской Силезии, когда «братская» Чехословакия пала жертвой политики Гитлера.

Вторая Мировая война пробудила скрытые антипатии между славянами. Волынский геноцид остается занозой в польско-украинских отношениях, поскольку сложно отнестись нейтрально к убийству десятков тысяч человек, среди которых были женщины и дети. Не менее чудовищные преступления совершали и хорватские усташи, воплощая в жизнь политику этнических чисток на Балканах. Их жертвами были в основном православные славяне, а масштаб и методы убийства потрясали даже немецких солдат.

Украинцы и поляки, хорваты и сербы — это всего два примера того, как национальные травмы брали верх над славянским единством. Национализм положил конец идеи панславизма, в чем мы смогли убедиться не только во время Второй мировой войны, но и в совсем недалеком прошлом. В начале 1990-х оказалось достаточно искры, чтобы народы Югославии в очередной раз ввязались в кровавый конфликт. Солидарность славян стала к тому времени пустым лозунгом, хотя на него ссылались все стороны. Любопытно, что даже польские публицисты, которые обычно неприязненно относились ко всем отсылкам к славянским корням, писали о гражданской или даже братоубийственной войне в Югославии.

Мягкая неприязнь

В разногласиях внутри славянской семьи нет ничего удивительного. В конце концов, в последний раз общий для всех праславянский язык использовался на рубеже V и VI веков. Как отметил один историк, «славяне использовали национальные языки, скорее, для разделения, чем для объединения».

Различия между славянами не ограничиваются языком или историей. «Славяне — это люди, которые называют себя славянами, но с биологической точки зрения к славянам можно отнести разные группы, которые изначально населяли Южную, Центральную и Восточную Европу. С точки зрения генетических и морфологических черт они больше отличаются от соседних групп, чем между собой», — поясняет антрополог и биоархеолог Януш Пионтек (Janusz Piontek).

К счастью, сегодняшняя неприязнь не принимает таких резких форм, как еще 20 лет назад. Но это не значит, что мы начали внезапно любить и уважать друг друга. Каждый поляк, посетивший Чехию, наверняка почувствовал высокомерие, с которым ее жители относятся к своим северным соседям. Представления о просвещенных чехах и отсталых словаках не смогло стереть даже совместное проживание в коммунистической авторитарной Чехословакии.

Ген склочности присутствует у южных славян. Если кому-то кажется, что сложно найти более драчливый народ, чем сербы, ему стоит присмотреться к маленькой Словении. Эта неприметная страна, которая ассоциируется у нас в основном со средиземноморским климатом и красивыми пляжами, уже много лет строит свою идентичность на полном отказе от своей югославской истории. Такая позиция отражается на отношениях Словении с остальными государствами региона. До 2009 года Любляна накладывала вето на стремления Хорватии стать членом ЕС, пытаясь добиться от нее согласия на изменение границ. А сербы и боснийцы всегда оставались для словенцев «темным людом».

Больше симпатии к своим соседям проявляют русские и белорусы. Еще в 2012 году отношение большинства жителей этих стран к полякам было положительным. На хорошем счету были поляки и у жителей Украины, несмотря на то, что год назад о своих симпатиях к украинцам говорил лишь каждый четвертый из нас. Последние события несколько изменили взаимное восприятие поляков, украинцев, белорусов и русских, хотя официальные контакты не всегда напрямую переносятся на межчеловеческие отношения.

Современные славянские сантименты находят отклик в основном в России. Очередным поколениям внушается идея о превосходстве русских над остальными славянскими народами. И хотя история Руси началась в Киеве, она смогла развиться в полную силу благодаря усилиям русских царей. Их миссией стало создание «Третьего Рима» и наделение цивилизацией не только украинцев и белорусов, но и всех остальных славян.

Однако в современной России панславизм популярен лишь в узких кругах, а элиты используют его самое большее в качестве подкрепления для текущей политики. О слабости этого движения свидетельствует, например, тот факт, что об организованном в январе 2014 года в Переяславле-Хмельницком Соборе славянских народов, сообщали лишь нишевые СМИ. Возможно, потому, что эта встреча не принесла каких-либо переломных решений. Российские, белорусские и украинские участники (при минимальном участии представителей других стран) приняли заявление, в котором призвали объявить 18 января днем Единства России, Украины и Белоруссии в этих трех странах. Маловато для чествования 360 годовщины Переяславского договора, в результате которого Украина оказалась под владычеством России.

После распада Чехословакии и Югославии славянское единство можно уже назвать несбыточной мечтой. С 1989 года в Польше и других странах региона ставка делалась, скорее, на связи с западной цивилизацией, которые были призваны подкрепить наше стремление стать частью НАТО и ЕС.

«Славян с поляками связывает многое. Поляков со славянами — ничего. Им неуютно в своем славянстве, неуютно осознавать, что они из той же самой семьи, что украинцы и русские. То, что мы оказались славянами — это случайность», — не без оснований писал Мариуш Щигел (Mariusz Szczygieł). Что-то похожее можно было бы наверняка сказать о чехах, словаках или хорватах.

Удар по панславизму

Некоторые сочли попыткой восстановить славянское единство создание в 1991 году Вышеградского треугольника (сейчас — Вышеградская группа). Это была прямая отсылка к концепциям конфедерации Польши и Чехословакии, которые особенно активно обсуждались в годы Второй мировой войны. В июле 1943 года польский премьер-министр в изгнании Станислав Миколайчик (Stanisław Mikołajczyk) убеждал, что сотрудничество двух эмигрантских правительств «должно стать зачатком организации всей территории Восточной и Центральной Европы». Тогда из этих планов ничего не получилось, единодушия не было и после 1989 года.

Очередным ударом по идее панславизма стала поддержка Польши, Чехии и Венгрии натовской интервенции в Косово в 1999 году. Будучи свежеиспеченными членами Альянса эти страны хотели зарекомендовать себя и встали в первых рядах антисербской коалиции, порвав тем самым традиционно дружественные отношения с Белградом. Свое влияние на решение Варшавы оказала возможность «утереть нос» России — одному из основных союзников Сербии в то время. Признание Польшей независимости Косова в феврале 2008 (тут мы вновь оказались в авангарде) лишь закрепило разлом в и без того разделенном славянском мире.

Отсутствие согласия в политике стараются заменить религиозным единством. Панславистскими лозунгами уже не первый год пользуется Русская Православная церковь, стараясь распространить свое влияние на свои исторические территории. «К сожалению, Запад не понимает ни русских, ни славян в целом. Его нельзя назвать другом славян. Запад чувствует на их фоне свое духовное банкротство и боится славянского единства», — говорил в 2008 году один православный епископ. Русская церковь уже использует украинский кризис для требований (пока негласных) подчинить Украинскую автокефальную православную церковь Московской патриархии.

Однако церкви вряд ли удастся добиться больших успехов в объединении славян, чем политикам. Повод прозаичен: секуляризация населения, которая добралась в том числе до Центральной и Восточной Европы, а также до Балкан. Даже в традиционно православных странах, как Сербия или Болгария, церковь играет все менее важную роль. Что уж говорить об одном из самых атеистических государств в Европе — Чешской Республике.

Собственную партизанскую войну ведет с православной церковью церковь католическая. Характерно, что именно Ватикан первым в мире признал независимость Хорватии в январе 1992 года, когда судьба Югославии (в которой доминирует православие) была еще довольно туманной.

Мертвая общность

Согласно результатам опросов, мы больше всего (без взаимности) любим чехов и словаков. Чуть меньше симпатии мы испытываем к англичанам, итальянцам и испанцам. На противоположном полюсе находятся цыгане, румыны и русские. Таким образом, сложно говорить о какой-то славянской общности на уровне межчеловеческих отношений. Эмиграция в поисках работы приводит к тому, что поляки стали чувствовать больше общего с жителями Великобритании и Германии, чем с болгарами или сербами. Свое влияние оказали и первые годы трансформации, когда мы любой ценой старались стать похожими на Запад, отмежевываясь от всего, что носило отпечаток Востока. Так что мы пытались найти теории об общих конях с германскими народами или викингами, с брезгливостью относясь к словам Галла Анонима, что «Польша — часть славянского мира».

Аналогичные процессы происходили и происходят в остальных странах региона. Их интенсивность столь же различна, как различны народы и их культуры. Чехи пытаются доказать свою принадлежность к Западной Европе, становясь более немецкими, чем сами немцы. Хорваты и словенцы, несмотря на богатую традицию иллиризма, с удовольствием забыли бы о Югославии — как довоенной, так и после 1945 года. Ощущение себя частью славянского сообщества распространено лишь в России, в Белоруссии и на Украине, хотя в случае последней это уже не так очевидно, как несколько лет назад.

Стало ли единство славян мертвым понятием? Неужели его единственным знаком остались национальные цвета — синий, белый и красный, которые были приняты на Славянском съезде 1848 года? Если это так, то, возможно, единственный шанс на возрождение остался у него в подстегивании интереса (не только в Польше) к славянскому наследию, забытому в результате христианизации Запада. Но на это нужно много времени и усилий, в основном со стороны элит. Обычно поляка не нужно особенно сильно убеждать, что никто не поймет его лучше, чем «брат» чех или русский. Легенда о Лехе, Чехе и Русе особенно хорошо оживает за рюмкой.