20 апреля, в День исторического и культурного наследия, москвичам и гостям столицы традиционно предлагается богатая культурная программа, граждане будут бесплатно посещать музеи, любоваться движимыми и недвижимыми объектами этого самого наследия. Пользуясь поводом, мне пришла мысль добавить к этой программе не вполне традиционный пункт: любование невидимыми историческими объектами, благо в Москве и этого добра в достатке.
Площади и улицы старых городов при внимательном рассмотрении проявляют удивительно древние, порой даже доисторические пласты своей истории. В трассах красных линий и почти незаметных изгибах асфальтового рельефа звучат отзвуки былой географии. В именах площадей живет память о позабытых твердынях средневекового города. На стенах поздних зданий проступают отражения давно исчезнувших памятников, и это не только очевидные очертания снесенных домов, отпечатавшиеся на брандмауэрах соседних построек.
Вот, например, маршрут 1: площадь Варварских ворот у нижнего выхода из станции метро «Китай-город». Сами ворота и большая часть прилегавшей к ним Китайгородской стены исчезли в 1930-е, но стоящие вокруг здания строились, когда они ещё были здесь. Их архитектура сознательно перекликалась с древней крепостью. Взгляните: стоящий на углу площади и Китайгородского проезда серый дом, построенный в 1913 году, имеет высокую проездную арку с неяркими, но заметными мотивами крепостных ворот – это отражение стоявшей напротив Варварской башни. А башенка-мезонин, отмечающая центр большого административного дома, появившегося на верхней террасе Старой площади в 1905-м (то есть, ещё по другую сторону крепостной стены) расположен точно по оси несуществующей Граненой башни. И если подумать о худом и представить, что разрушители добрались бы и до стоящей напротив Всехсвятской церкви, то на память о ней нам осталась бы угловая ротонда соседнего дома, явно заигрывающего с восьмигранником церковной колокольни.
Этот краеведческий аттракцион из числа несложных. Интереснее находить отпечатки былого в трассах улиц, которые бывают много старше, чем стоящие на них здания. Мало кто замечает несовпадение красных линий Солянки и Яузского проезда, встречающихся у площади Яузских ворот. Я тоже не замечал — до той поры, пока опытный следопыт Рахматуллин не подсказал мне, что это и есть сами Яузские ворота! Их проезд поворачивал внутри башни под прямым углом налево (лишняя западня для осаждающих), отсюда и сбитое влево продолжение улицы.
Еще одни ворота Белого города – Всехсвятские — можно увидеть на углу Кремлевской набережной и Ленивки. Они закрывали въезд на древний Каменный мост (тогда действительно каменный, а не бетонный) и полностью исчезли в XVIII веке, а следом не стало и самого моста. Но их фундамент отчетливо проступает сквозь асфальт небольшим горбом посередине проезжей части, а прежний мост – хрустальный, бесплотный, но вполне отчетливый – мы можем увидеть, мысленно соединив линию фасадов Ленивки и стоящего на другом берегу Москвы-реки «Дома на набережной». Потому что дом был выстроен к 1931 году, до того, как в 1938 году Большой Каменный мост был заново отстроен на новом месте, со смещением трассы от Ленивки к Боровицкой площади.
Но увлекательнее всего созерцать отсутствующие достопримечательности Красной площади столицы. Приглядитесь, например, к неровностям её брусчатки. Мостовая имеет заметный крен от продольной оси площади к Кремлевской стене и Мавзолею – потому что проседает на месте засыпанного Алевизова рва, устроенного в конце XV столетия итальянским мастером Алоизио. Против Спасских и особенно Никольских ворот читаются выступающие трассы возведенных тогда же и сохраняющихся в земле каменных мостов. А книжное знание подсказывает, что трасса рва ещё и являет нам место двух более древних оврагов (к Москве-реке и Неглинке), по руслу которых он был проложен.
Это топография совсем темных времен, от Каменного века и до освоения территории первыми горожанами. Обученные специалисты называют её поиски «реконструкцией исторической топографии и палеоландшафта на геоморфологической основе». Также они подтверждают, например, что ельников здесь изначально не было, а были благородные широколиственные леса, полные медведей, косуль и даже северных оленей. Но самое главное, что это место изначально было уникальным, потому что именно здесь, у Боровицкого холма, встречались сразу восемь природных ландшафтов (единственное подобное место в центре Русской равнины). Невероятное раздолье для «разных форм хозяйственной деятельности», что, конечно, предопределило судьбу великого города.
Как ни странно, о тех же дремучих временах напоминает и всем известное Лобное место, появившееся здесь всего-то при Годунове. О его названии постоянно спорят, по глупой версии здесь «рубили лбы», согласно умной — Голгофа по-еврейски означает череп, а где череп там и лоб. Но на схемах, составленных археологами, отчетливо виден «лоб» как округлая терраса, выступавшая над склоном нынешнего Васильевского спуска от Лобного места до места, ныне занимаемого Василием Блаженным. Если мы смотрим на храм от реки, то высокая подпорная стена в его основании и есть тот самый доисторический холм. В XII веке он был распахан, а до этого, надо полагать, здесь рос какой-нибудь особенно гордый дуб, поднимавшийся над приречными буераками (с преобладанием вязовников и сероольшанников, заметьте). А вкруг него бродили дикие протомосковиты, оглашая речные дали унылым воем, потому что не было в их распоряжении культурного и исторического наследия, ни видимого, ни невидимого. У нас с вами есть, а в воскресенье ещё и бесплатно – приобщайтесь, господа, приобщайтесь.
