Владимир Познер уже несколько дней гостит в Северной столице в качестве члена жюри XXV Международного кинофестиваля «Послание к человеку». После символической посадки «кинодерева» в Александровском саду телеведущий ответил на вопросы Федерального агентства новостей.
— Вы упоминали, что встреча Путина и Обамы в рамках Генассамблеи была важным событием, но прорыва в отношениях России и США не случилось. Почему?
— Путин и Обама настолько разошлись во мнениях, что нужно было какое-то событие, чтобы они вообще встретились. Этим событием оказалась Генеральная ассамблея. Обе стороны решили, что это даст повод встретиться без того, чтобы кто-то прогнулся. Поначалу говорили, что и встречаться не будут. Из этой встречи прорыва не могло быть. Сама встреча — это значимая вещь. Она говорит о том, что все-таки они встретились. А раз они встретились — значит, это не может быть безрезультатно. Ни Обама, ни Путин не согласились бы потом выйти и сказать: «Ничего у нас не получилось». Значит, есть какое-то продвижение. Ни встречи в верхах, ни многомесячной подготовки документов, ни подписания каких-то важных соглашений быть не могло. А могла быть попытка чуть-чуть преодолеть ситуацию. При этом ни тот, ни другой не рискует потерять лицо. Поэтому я не считаю это прорывом. Посмотрим, что будет дальше.
— Как бы вы оценили стилистику и саму риторику речи Путина и Обамы?
— Риторика ожидаема. Каждый сказал, что хотел. Ни тот, ни другой особенно жесткого ничего не сказал. Они не оскорбляли друг друга, не сравнивали с Эболой. Но каждый очень четко обозначил отстаиваемые позиции. Ожидаемо еще и потому, что это публичная трибуна ООН. А как же иначе? Они не могут действовать по принципу «раньше я говорил одно, а теперь скажу другое».
— Чем, по вашему мнению, ИГИЛ опасен для России?
— ИГИЛ намного опаснее для России, нежели для США. Есть среднеазиатские республики, где исповедуется ислам. В ИГИЛе есть нечто привлекательное, некоторый идеализм. Это определенное восстание против потребительского общества Запада. Эта идеология привлекает людей даже из этих самых западных стран. И это гораздо ближе к нам физически. Плюс играет роль большое количество мусульман в России.
— Что вы думаете насчет наплыва беженцев в Европу? Насколько этот процесс может быть контролируемым?
— Надо четко разделять: есть беженцы, а есть мигранты. Мигрант — это человек, который просто хочет переехать в другую страну, потому что ему кажется, что там будет лучше. Беженец — это человек, который покидает свою страну, потому что он не может там жить, ему страшно, на его родной земле война, преследования, неблагоприятная политическая ситуация. Беженцам, конечно, нужно помогать. Находить ресурсы для этого. Мигрант — другое дело. Мигранта можно не пускать, от него не нужно требовать, чтобы он знал язык, подписывал какие-то обязательства о соблюдении законов чужой для него страны. К сожалению, всех объединили в одну группу и назвали беженцами. Это неправильно. Не говоря о том, что есть большая опасность в том, что тот же самый ИГИЛ внедряет своих людей в эти потоки беженцев. Это их способ попасть в Европу, осесть там и заниматься не самыми лучшими вещами. Правда, сейчас позиции несколько ужесточаются. Германия закрыла двери перед многими. Конечно, возникает масса вопросов: почему вдруг сейчас? А кто это оплачивает? А почему они все знают маршруты, как нужно ехать в ту же Германию? Кто им дает транспорт? Тут много вопросов. Это, конечно, трагедия, но с другой стороны в этом есть преднамеренность и организованность.
— А есть ли у вас какие-то гипотезы относительно наиболее вероятного кандидата на пост президента в США?
— Конечно, сегодня больше шансов у Хилари Клинтон. Республиканцы сегодня представляют собой совершенно разрозненную непонятную кучу людей. Начиная с Трампа с его скандальными, но очень привлекательными для многих американцев словами, и заканчивая чрезвычайно консервативными, если не сказать реакционными, людьми. Если бы сегодня были выборы, то Хиллари конечно бы выиграла. Но что будет, когда подойдет время, и будет ли она выдвинута от Демократической партии, или это будет Берни Сандерс — пока вопрос. Я бы не стал сейчас предсказывать. Сегодня Клинтон имеет преимущества. Но это сегодня. В Америке всё очень быстро меняется.